Сначала об истории формирования оплаты труда научных работников. В XVIII – XIX веках научных работников было очень мало, буквально – единицы. Это были, как правило, выдающиеся ученые, причем они работали в немногих существовавших тогда университетах либо сами искали место работы. Например, Исаак Ньютон (1643-1727), создатель дифференциального и интегрального исчислений, автор закона всемирного тяготения, изобретатель зеркального телескопа и др., всю жизнь работал в Кембриджском университете. Иоганна Бернулли (1677-1748), один из продолжателей теории дифференциальных уравнений, был профессором математики в Гронингене, затем в Базеле, а его сын, Даниил Бернулли (1700-1782), крупнейший специалист по кинетической теории газов, гидродинамике и математической физике, был членом Петербургской, Болонской, Берлинской и Парижской Академий наук, позднее – Лондонского королевского общества. Леонард Эйлер (1707-1783), продолжатель работ в области математического анализа, дифференциального и интегрального исчислений, сначала нашел работу в Петербурге, затем уехал в Берлин, потом снова вернулся в Петербург.

Условия оплаты таких людей достоверно не известны, но к XIX – началу XX века с открытием новых университетов и ростом общего числа ученых эти условия постепенно упорядочились, причем установились на довольно высоком уровне. В России был даже издан Царский указ об оплате труда ученых (об этом несколько позже). После Октябрьской революции сохранившимся ученым старой школы сначала в основном сохранили прежние льготы по оплате труда, о которых можно судить, например, по виду, поведению и образу мыслей профессора Преображенского из фильма «Собачье сердце» по роману Михаила Булгакова. Но после Революции этот уровень постепенно стал угасать на фоне, все-таки, постепенно возрастающих (за счет индустриализации) доходов населения в целом. Но никому в голову не могла прийти мысль об индексации зарплат ученых вслед за ростом оплаты труда населения и инфляцией (как правило, крупные ученые были враждебно настроены к Советской власти, а зачастую подвергались репрессиям).

К этому вопросу в конце 40-х – начале 50-х годов ХХ века обратился даже сам И.В. Сталин, поскольку была велика ценность небольшого числа ученых (около 500), работающих над атомным проектом. И ещё в стране было чуть больше 1000 более или менее известных ученых. Сталин долго выяснял, как платил таким ученым Царь, как сопоставить их зарплату с зарплатой самой высокооплачиваемой категории работающих – шахтеров – они получали тогда до 6000 руб. По его указанию нашли 12 пунктов Царского указа, вплоть до последнего, 12-го – «Предоставлять ученому, следующему по государеву делу, конную тройку с кучером».

В результате раздумий и при возражениях многих участников атомного проекта (например, «И так будут работать, заставим!»), Сталин сохранил для ученых практически все царские льготы – 6-часовой рабочий день («Знаю, они всегда думают, даже по ночам!»), 48-дневный отпуск («Ладно, у студентов всё равно 2 месяца каникулы!»), бесплатное предоставление жилья, льготы по пенсиям, по жилью и др. Тогда же были установлены зарплаты: для докторов наук – 5000 руб., для кандидатов наук – 3200 руб., т.е. высокие по тем временам, но всё-таки, не большие, чем у гегемона–шахтера. Например, мой старший коллега, кандидат наук, неожиданно стал получать высокую по тем временам зарплату в 3200 руб. с 1953 года! Но на пункт 12-й – о тройке коней с кучером – Сталин прореагировал так: «Зачем им тройка; если они, ученые, будут получать по 3200-5000 руб. в месяц; они за полгода работы могут купить себе автомобиль и сами ехать куда потребуется» (для справки: а/м «Москвич» тогда стоил 8000 руб., а «Победа» 16000 руб.). Разумеется, после 1961 г. все зарплаты, как и цены, уменьшились в 10 раз.

Такой уровень зарплат ученых привлекал в науку очень многих. Для сравнения: средняя зарплата по стране в 70-80-е годы была не выше 150-180 руб. Следовательно, доктор наук получал зарплату, в 2.5-3 раза превышающую среднюю. Кроме того, ученые могли работать по хозяйственным договорам с организациями, получая дополнительную зарплату примерно в половину основного оклада. Правда, уровень зарплат населения к 90-м годам стал постепенно возрастать, росла инфляция. В то же время, число ученых с 50-х годов выросло многократно. Например, в 60-70-е годы ежегодно докторами наук становилось около 3 тыс., а кандидатами – около 30 тыс. ученых. Всего же в науке тогда работало около 25 тыс. докторов и более 200 тыс. кандидатов наук. Но с 1998 г. доля защищенных докторских диссертаций по инженерным наукам стала уменьшаться. Например, в 2014 году было защищено менее 2 тыс. докторских и около 20 тыс. кандидатских диссертаций. Наибольшее число защит проходило в таких отраслях, как юриспруденция, медицина, экономика, история; в инженерных же отраслях защит стало намного меньше. 

Но консервативность такой системы была достаточно очевидной – уровень зарплат (к началу 90-х годов у профессора сохранилось 500 руб., у доцента 320 руб.) обеспечивал им безбедное существование и не требовал постоянного повышения своего уровня. Известно, что только один из 10-ти кандидатов наук становился доктором к 50-60-ти и даже более годам. В науку устремилось множество людей; многие из них были больше заинтересованы в престижности науки и уровне оплаты труда, а не в самой науке. Оптимальным считается получение кандидатской степени: даже при средних способностях человека эту степень было получить довольно легко. Защитился, и ты на всю жизнь обеспечен! 320 руб. плюс почти регулярные 120 руб. по хозяйственным договорам, итого 440 руб. в месяц. Для сравнения: зарплата управляющего крупным строительным трестом 450-500 руб., и у него в подчинения 2-3 тыс. человек. А здесь – ни одного! А над докторской диссертацией надо много работать, создать что-то новое, которое почти обязательно встретит сопротивление, часто противодействие. Отсюда интриги, зависть к людям, действительно «делающим науку». Таких людей обычно начинают постепенно выдавливать из коллектива – достаточно указать на их излишнюю, по мнению коллег, требовательность, заносчивость, подобрать политически неблагонадежное высказывание. А тему с алкоголем и любовью к противоположному полу можно развивать до бесконечности – это, как затертая пластинка, но, когда надо, она действует безотказно. Поэтому сложность и рискованность получения докторской степени была известной – почти каждого докторанта ждал в ВАКе «сюрприз» в виде «письма коллег».

Но сейчас такой уровень зарплат, даже прежний доцентский и докторский, недостижимы, если он не работает ещё где-то или не ведет свое дело. Специалисты, умеющие что-либо делать, его делают, обеспечивая себе и своей семье сколько-нибудь достойный уровень жизни. Итак, сейчас зарплата профессора-доктора вуза 25-30 тыс., доцента-кандидата 18-20 тыс. руб. Если сопоставить эти цифры со средней зарплатой работающих (например, на Урале – 35, в Петербурге – 42 тыс. руб.), доктор наук стал получать зарплату, едва ли превышающую среднюю по региону, а кандидат – значительно меньшую. Отсюда и привлекательность науки значительно уменьшилась – относительный уровень зарплат ученых фактически сократился более чем в 2 раза против прежнего. Ещё надо учесть, что раньше квартиры давались бесплатно, особенно если ты стал доктором; сейчас же на приличную квартиру доктору с его сегодняшним окладом надо работать лет 20, не меньше.

Так же важно: как и после Революции, зарплаты ученых, которых стало очень много, не индексировались вслед за ростом оплаты труда населения и инфляцией. Как было в 50-е годы – 3200 и 5000 руб., так до 90-х годов и осталось – 320 и 500 руб. Кроме того, эффективность работы ученых – работников вузов и НИИ, судя по международным рейтингам, стала очень низкой. Это очевидный результат особенностей описанного выше формирования научных коллективов. Можно образно сказать: «Боливар, как известно, не мог вынести двоих; российская же экономика, которая сейчас не в лучшем состоянии, не могла вынести такого числа высокооплачиваемых ученых, тем более, что отдача от них деятельности была очень низкой». Тоже образно: это результат освоения науки «середняком».

Таким образом, стремление стать кандидатом наук, включая «середняков», а тем более – доктором, стало постепенно угасать. Например, на строительном факультете УПИ (ныне строительный институт УрФУ) заведующими почти всеми кафедрами были доктора наук, ныне же остался только один и ещё один – не специалист-строитель. А доктора требуются хотя бы только для отчетности перед «смотрящими» за наукой (их называют "эффективными менеджерами от науки"). Поэтому и берут любого (например, меня, но об этом чуть позже), лишь бы был доктор. «Смотрящим» же надо показать «вышесмотрящим», что, мол, «всё хорошо у нас, прекрасная Маркиза!» Да и в НИИ научно-технического профиля тоже не всё в порядке: например, в НИИОСПе после кончины директора доктора наук В.П. Петрухина (2014) новых претендентов на эту должность – докторов наук – не появилось: там всем работающим докторам наук далеко за 80, а директором был назначен (или избран) работающий там кандидат наук И.В. Колыбин.

Сейчас всех волнует вопрос, сохранится ли (точнее – восстановится ли) прежняя привлекательность для молодежи науки в целом – по престижности, уровню зарплат. Если же ничего не менять, рано или поздно наука «осиротеет», в неё не пойдет молодежь, а в вузах будут работать не ученые, а просто преподаватели или даже, как в школах, – учителя …

Что же делается в этом направлении?

Казахстан, где я был членом диссертационного совета около 15 лет (1996-2009), перешел на новую, одноступенчатую систему аттестации научных кадров – вместо двухступенчатой («кандидат – доктор»). Закрыв прежний совет и создав новый, в нем стали аттестовать только докторов наук – докторов философии (степень PhD или Ph.D – Philosophiæ Doctor – она имеет отношение к науке философии только в историческом аспекте), пока приравняв их статус (и уровень зарплат) бывшему кандидату наук с перспективой роста на основании периодической аттестации. Пока эта система критикуется и проверяется, но в ней есть и нечто новое. Перед молодым, например, 30-летним (а не 50-60-летним, как ранее) человеком, уже ставшим доктором наук, пусть даже философии, открываются широчайшие перспективы и неограниченные по возрасту возможности роста, если, конечно, он продолжит активную работу в науке.

В России же вводится система стимулирования научной деятельности ученых, увеличив зарплату докторов наук на 30 тыс. руб., если они активно готовят научные кадры и создают знáчимую научную продукцию. Замечу, что такие требования достаточно трудно выполнимы: к примеру, из трех моих коллег – докторов наук – только один их выдерживает и получает 30-тысячную надбавку (правда, сейчас она уменьшена до 20 тыс. руб.); двое же других даже и не пытаются: мы – говорят – вышли из прежней системы, а в новую, потогонную, не хотим!

К счастью, эта («потогонная») система распространяется и на другие регионы. Как отмечалось, в 2010 г. меня пригласили в УрФУ на 1/4 ставки профессора на кафедру строительных конструкций, но без обязанностей работать – только чтобы на кафедре была «галочка», т.е. только для отчетности перед «смотрящими» – есть, мол, и у нас доктор наук. В первый год мне платили 6.5 тыс. руб. в месяц (по карточке, т.е. даже за зарплатой ходить не надо!). Следовательно, для информации – оплата рядового доктора наук около 26 тыс. руб. при средней по региону, как отмечалось, в 35 тыс. руб. Но за год условной работы на кафедре я отчитался двумя патентами и тремя публикациями, и ректор УрФУ повысил мне зарплату в 2 раза!, до 13 тыс. руб. Соответственно штатный доктор наук, активно работая, может иметь зарплату в 52 тыс. руб., в 1.5 раза выше средней – это уже лучше, но всё равно примерно в 1.5-2 раза меньше против прежнего уровня. Реально ли достижение прежнего уровня, даже если забыть про бесплатные квартиры и про сегодняшние цены на автомобили? Ведь ещё надо помнить о состоянии экономики и низкую отдачу от науки. Нет, скорее всего – нет, не реально! Теперь, почти не работая, я на четверти ставки получаю такую же зарплату, как и активно работающий на кафедре преподаватель на полной ставке. Не стыдно ли!

Заканчивая обзор, можно сказать, что сейчас идет очень ответственный и очень важный для науки эксперимент по оценке результатов перечисленных преобразований – одноступенчатая система аттестации научных кадров, как в Казахстане, или стимулирование деятельности ученых целой системой показателей эффективности, как в России.

И в этом можно видеть озабоченность руководства стран современным, пока далеко не эффективным общим состоянием науки и высшего образования, а также условиями оплаты труда учёных. Но одно маленькое замечание. В 80-е годы я, будучи заведующим кафедрой и получая (точнее – зарабатывая) более 500 руб. в месяц, даже и не мечтал о приобретении автомобиля. А теперь видим: машин – не проехать, догоняем Европу (а в крупных городах даже уже перегнали). Все плачут: денег нет! Но где же люди берут деньги на дорогие автомобили? Интересно, что этим же вопросом в своё время интересовался Михаил Зощенко. И выяснил: «Одни у нас прилично зарабатывают, другие выигрываю по займам, а третьи – пес их знает, откуда берут деньги». Вот так!

 В. Лушников, СПб, 2016 г.